Выехали рано, затемно. Ратьша взял с собой пять сотен степной стражи и всех ополченцев, коих набралось четыре полных сотни и полусотня с десятком. Весьма внушительная сила! Две сотни воинов из степной стражи он оставил оборонять Онузлу. Тиун Тимофей раздал из княжьих запасов оружие безлошадным беженцам, пожелавшим участвовать в защите стен города-крепости. Таких набралось еще две с половиной сотни. Среди них, правда, по большей части, были безусые юнцы и старики за пятьдесят, но вполне еще крепкие.

Двинулись на заход солнца: там последний день поднимались дымы от сожженных селищ. Ехали доспешные и оружные, готовые к бою. К полудню добрались до веси, в десяток дворов, стоящей на берегу небольшой речки — притока Польного Воронежа. Дозорные, посланные далеко вперед, донесли, что в селении расположился отряд половцев сотни в три всадников. Строения они пока не жгли — видно ночевали в них. Ну, правильно — ночами на землю уже опускался мороз, а ставить шатры должно быть лень. Похоже, половцы встали на дневку. Во всяком случае, никакой подготовки к выдвижению из селища заметно не было. Конский табун пасся в полуверсте от околицы на заливном лугу. Трава там все еще зеленела, напитанная влагой от близкой речки. Табунщиков видно не было. Должно быть, прилегли где-нибудь у речных кустов — дремлют. Полуденное солнышко все еще немного греет, не смотря на позднюю осень, а день выдался ясный — на небе ни облачка.

Дворы веси раскинулись вольно вдоль бережка, растянулись чуть не на полверсты. За дворами подальше от берега — огороды, еще дальше — щетинятся стерней сжатые поля. Меж домов бродят редкие, какие-то полусонные половцы. Количество их, сидящих в домах, прикинули по величине табуна. Выходило, действительно, сотни три — не меньше.

Все это Ратислав с Могутой рассматривали с опушки дубравы, стоящей в версте от деревеньки. Листву молодые дубки почти всю сбросили, но по опушке рос густой кустарник, еще сохранивший пожелтевшие листья и хорошо скрывающий и всадника и коня.

— Что-то дозорных не видать, — произнес Могута, обозрев со всем тщанием подступы к веси. — Неужто не выставили?

— Половцы могут, — усмехнулся углом рта, Ратьша. — Всегда славились беспечностью, сам знаешь. А тут силу почуяли, совсем обнаглели.

— Надобно наказать.

Ратислав кивнул:

— Накажем. Бери две сотни стражи. Ударишь справа. Табун отрежь, в первую очередь. Ждан!

Боярин повернулся, к стоящему слева и чуть позади, выборному воеводе ополчения. Могучему мужику с черной, вьющейся копной волос на голове и курчавой рыжеватой бородой. Тот ткнул пятками здоровенного, себе под стать, жеребца и подъехал к Ратьше поближе.

— Бери своих. Ударишь слева. Я с тремя сотнями бью по центру. Прижимаем их к берегу — половец без коня пловец плохой. Да и вода студеная — не полезут. А кто и полезет, так перетонут. Старайтесь не упустить никого — если бегунцы предупредят других, те будут стеречься, врасплох уже не застанем. Да, еще, сразу вскачь не пускайтесь и не орите: езжайте спокойно, пока не всполошатся, а уж потом…

Могута с Жданом кивнули и начали разворачивать коней.

— Про языков не забудьте. Кто будет сдаваться — не рубите.

Те кивнули еще раз и разъехались каждый в свою сторону. Ратислав выждал, когда затихнет топот копыт, отправленных вправо и влево сотен. Потом подал знак, сбившимся за ним дышащим паром, трем сотням и, не спеша, направил коня в сторону деревни. Сегодня под седлом у воеводы был Буян — на битву шли. Ехали шагом. Боярин впереди. Саженях в десяти за ним три сотни степной стражи разворачивались в широкую лаву, так, чтобы захватить деревеньку по всей длине. Далеко справа и слева вдоль берега реки на весь двигались отряды Могуты и Ждана. Под копытами жеребца захрустела стерня сжатого поля. Половцы тревоги пока не поднимали. Пьяные, что ли? Может быть. Эта деревенька, помнится, славилась своими медами. Вон у левого ее конца ульи понаставлены. В груди ворохнулась жалость к мелким трудолюбивым тварям, попрятавшимся в ульях на зимовку — пропадут без хозяйского глазу, даже если находники не пожгут, куражась. Жнивье закончилось, начались огороды. Пустые, чернеющие черноземом, грядки издырявлены полу затоптанными лунками от убранной моркови, репы, бурака.

Русичи миновали больше половины пути к веси, когда один из бредущих по единственной ее улице половцев остановился, приставив руку ко лбу, всмотрелся в безмолвно приближающихся всадников, как-то нелепо подпрыгнул, заверещал и кинулся к ближайшей избе. Ратислав поднял висящий на ремешке сбоку рог, протрубил и, пришпорив Буяна, понесся вперед. Позади землю сотрясал топот копыт коней его воинов. Из домов начали выскакивать половцы. Кто-то из них, поддавшись страху, бестолково метался меж дворов, кто-то бросился к околице, в ту сторону, где пасся отогнанный уже Могутой, табун. Другие, что похрабрее, пытались сбиться в кучу, прикрываясь щитами и наставляя копья в сторону приближающихся русичей. Еще кто-то, укрывшиеся за спинами тех, что со щитами, натягивали луки.

У правого уха свистнула стрела. Ратислав мотнул головой и выбрал для атаки самую большую кучу врагов, образовавших, что-то вроде оборонительного круга, закрывшихся щитами и ощетинившихся копьями. В середине круга засели стрелки из лука. Шея и грудь Буяна были защищены толстой кожаной бронью. Короткие тонкие пики половцев, предназначенные для конного боя, вряд ли могли повредить ему. Тем более, пользоваться ими в пешем строю, они умели не слишком ловко. Ратьша вонзил шпоры в бока жеребца, приводя того в боевую ярость, наклонил копье и ринулся на половцев. Быстро глянул через плечо: за ним клином выстраивались с полсотни его воинов. Хорошо!

Буян с разлету вломился в строй врагов. Хруст, вой, лязг железа. Копье Ратьши пробило грудь здоровенного степняка во втором ряду. Конь, сломав броней две пики, нацеленные ему в грудь, смял и затоптал троих в первом, рванул зубами за лицо еще одного из второго ряда, сбавил ход, но продолжал уверенно продвигаться к центру оборонительного круга. Ратислав бросил застрявшее копье, выхватил меч из ножен и начал щедро раздавать удары — благо, врагов вокруг было густо — не промахнешься. Чуть позади, справа и слева его прикрывали два воина, по бокам этих двух — Ратьша знал — крушат половецкий строй еще двое. Клин против пехоты, да еще необученной бою в пешем строю — милое дело.

Вдруг половцы кончились! Буян, подмяв передними копытами пытающегося увернуться степняка, вылетел на чистое место. Дернув за узду, Ратьша поднял его на дыбы — бой не кончился, коня надо ярить.